До востребования, Париж

Цитаты:

«Во времена перестройки мы забавлялись фильмом „Окно в Париж“: в питерской коммуналке открывалось окошко, через которое можно было выйти на парижскую крышу.
Я не представлял, что вдруг настанет момент, когда это окошко откроется и для меня. И даже не окошко. Целая дверь. Парадное! А там — Париж.
Я бы понял, если у меня в парадном сидел бы человек в зеленой фуражке. Выходишь из дома, тебе корректный вопрос: „Цель поездки?“
— Личная. За хлебом.
— Проходите!»

«В Париже я бываю почти каждый день.
Случаются моменты, конечно, когда работа заедает. Нет никакой возможности даже высунуть нос на улицу.
Дело в том, что я здесь работаю журналистом.
Статьи образуются неожиданно. Проснешься с утра, а надо писать. Очень мешают террористы. Они вечно не вовремя со своими дикими выходками. Или политические инициативы. Или разные культурные фейерверки. Или демонстрации по субботам.
Но всегда есть возможность открыть дверь, спуститься по лестнице. Два этажа бегом.
А там Париж.
Я к этому так до конца и не привык».

«В Париже не так уж много парижан. Поменьше, чем в Москве москвичей. Зато туристов в Париже в урожайный год почти столько же, сколько жителей в стране. Здесь к ним относятся не с таким холодным отчаянием и враждебностью, как в Венеции. В Париже на них смотрят как на голубей на площади: даже не прочь покормить с руки, учтиво показать дорогу, быстро и без особой настойчивости поухаживать за симпатичной туристкой . Но брать домой? Никаких хомяков!»

«У Адель Экзаркопулос под левой грудью написано „Pentru tine, de o mie de ori mai mult“, что означает на румынском „Для тебя в тысячу раз больше“.
— Я сделала ее в шестнадцать лет. Это из книги „Бегущий за ветром“ Халеда Хоссейни о дружбе двух мальчиков. Это способ сказать: „Я тебя люблю“. А на спине у меня выколоты кинжал и перчатка, знаки верности, в которую я верю. И третья татуировка — на арабском на моем запястье, „Мой ангел“ — это для моей тунисской кузины. Все мои тату сделаны в путешествиях. Ошибки молодости? Нет, это рассказ о том, что я пережила, и какая разница, где он записан, в памяти или на теле».

«Утренний круассан в Париже — декларация о том, как и с кем вы провели ночь. „„Что‑то вы сегодня берете четыре“, — говорит мне моя булочница, — а обычно ведь два?“»

«Париж и вправду удобен, и приятен для иностранца, если тот приезжает в гости, а не норовит остаться пожить. До тех пор, пока он не забывается и не считает себя равным французам. Например, на вопрос „Говорите ли вы по‑французски?“ не отвечает нагло: „Говорю!“ вместо извиняющегося: „Говорю мало‑мало“».

«Рождественские подарки — дополнительный налог, который берут с населения, из последних сил испытывающего свою покупательную способность. Итоги сбора будут понятны позднее, потому что в первые недели после праздников люди опять потянутся в магазины. Не потому, что они догуливают Рождество. Они приносят подарок обратно...»

«Мы готовы презирать парижан за то, что они не стали сражаться и не превратили волшебный город в руины. По‑нашему, они должны были утопить в своей крови рейх, с которым мы в те годы дружили и с которым делили Польшу. Нам ближе пример Сталина, не испугавшегося голода Ленинграда и разрушения Сталинграда. Или Гитлера, взявшего с собой в могилу старый Берлин. Здесь было по‑другому. В какой‑то момент французы не захотели умирать. Они решили, что достаточно было жертв на Первой мировой, и не стали обороняться до последнего дома».

«Все наперебой говорят, как изменилась Франция. Оброс диалектами язык, который французы со времен Расина берегли, как сокровище. У страны Гюго и Мопассана все более отчетливый восточный акцент. И все равно „Париж останется Парижем“, как пел Морис Шевалье аккурат перед войной, перед капитуляцией и перед сдачей Парижа немцам. Ну и что? Ну, сдали. А где без проблем? Значит ли это, что Франция теперь не та и Париж больше не стоит мессы? Да ни в коем случае! Просто эта страна создана для человека, способного ее любить, других здесь не нужно. Один известный политик тут предложил главный критерий для иностранцев: „любишь ты Францию или нет“. Правильно! Если не любишь, зачем себя мучить, о чем вообще с тобой можно разговаривать?»

Рецензии:

«До востребования, Париж» —— не путеводитель, не развернутое эссе, не травелог. Это полноценный документальный роман об отношениях с городом и всем тем, что составляет его существо и вершит его повседневность; французский роман, написанный на русском языке.

Сергей Кумыш, РБК.Стиль